Комов посмотрел на Слепцова.

– Гена, я пошел, мне все ясно. А ты продолжай. Тебе кого-нибудь прислать?

– Не надо, – отмахнулся следователь. – Дальше сам разберусь.

По дороге в кабинет Волошина Алексей подумал:

«Это не Артюхов охранника сделал. Щенота сопливая. Но ножик от него. Надо теперь Шрама выслеживать».

Когда Комов зашел в кабинет к Волошину, тот с кем-то говорил по телефону, менторским тоном выясняя некие детали.

– Что-нибудь серьезное? – задал вопрос Комов.

– Еще один теракт, вернее, попытка теракта. Пороховой завод пытались взорвать. Но там охрана посерьезней, чем на химкомбинате, – перебили всех, живых не осталось, – сказал майор, положив трубку. – Чуешь? Одного поля ягода. Докладывай, как прошел допрос.

Комов доложил.

– Понятно. Стало быть, некий Шрам. У нас такой не проходил. – Волошин задумался. – Надо в МУР позвонить. Может быть, он там засветился. У меня товарищ в оперативном управлении работает. Ему позвоню, чтобы побыстрее было.

За время войны в МУРе сменилось начальство и к Волошину стали относиться лояльно, тем более что там осталось много его бывших коллег.

Из Мура ответили сразу.

– Это Волошин из ГУББ. Мне бы капитана Севостьянова.

– Это ты, Лерик? – через минуту раздался в трубке голос.

– Я. Слушай. У вас не проходил такой клиент по кличке Шрам?

В ответ раздался смешок.

– Он у нас сейчас в КПЗ сидит за прошлые дела, Дедюков Александр Васильевич. Вчера взяли. А зачем он тебе?

– Кроме прошлых дел, появились нынешние дела. Вам пригодятся до кучи. Можно его допросить?

– Можно, если очень нужно.

– Я к вам капитана Комова пришлю.

– Знаем такого. Экстремист. Ладно, присылай.

В кабинет вошел мужчина средних лет, одетый в помятые синие брюки и брезентовую куртку. Его сопровождал охранник, широкоплечий детина с квадратной челюстью. Комов сказал охраннику, чтобы постоял за дверью, а Шраму предложил присесть. Они изучающе уставились друг на друга. На шее у арестованного имелся шрам со следами давнишней медицинской штопки.

– Я капитан Комов, из ГУББ. Кто это тебя так, по шее? – задал Алексей неожиданный вопрос.

Шрам слегка смутился от подобного начала допроса. Возникла пауза.

– Это меня еще по малолетке перышком приголубили, – наконец пояснил он и пожал плечами. – Я бы не промахнулся.

– Это понятно. В сберкассе ты и не промахнулся. И ножик приметный.

– В какой сберкассе, какой ножик? – На лице у Шрама появилось выражение ничего не понимающего человека.

– Слушай, Дедюков! – Комов хлопнул ладонью по столу. – Я не следак, я опер, и с твоими делами есть кому без меня разбираться. Не будем играть в догонялки. Тем более, с убийством охранника в сберкассе все ясно, все доказано.

Шрам хотел что-то возразить, но Комов его прервал:

– Твое мнение меня не интересует, ты послушай, что я тебе скажу. Тебя осудят, и загремишь ты лет на десять. Но у тебя три ходки, и зона тебя не особо пугает, вернее, совсем не пугает, – ты же авторитетный вор. Но тут несколько иные обстоятельства. Кто тебя подпряг на сберкассу?

– Какую сберкассу?

Комов хмыкнул.

– Ты думаешь, что на зону уйдешь, по легкой статье? Я не знаю конкретно твоего заказчика, но знаю, из какого гнезда он вылез. Он представитель иностранной разведки. А это совсем другая статья, расстрельная. Под твоим руководством совершен террористический акт на территории СССР по заказу наших врагов. Никакими деньгами и связями не отмажешься. А если и отмажешься, что вряд ли, то в зоне тебе все равно жизни не будет. Там ребята лихие, но предателей не любят, и ты это знаешь. Твоих признаний мне не надо – просто скажи, кто заказчик. В зоне он тебя не достанет, а в МУРе мы про него не скажем. – Комов импровизировал напропалую. А, может, вовсе и не импровизировал?

– Почему я должен твоему базару верить? – Шрам резко побледнел.

– Можешь не верить. Но мы тебя заберем к себе и применим специальные методы допроса. Это у нас допустимо. Тебе такие и не снились, и не дай бог приснятся. Все расскажешь и определишь свою судьбу на тот свет. Ты же не дурак, и жизненный опыт у тебя богатый. Сдай заказчика – и гуляй на кичу. В зоне он тебя не достанет.

Шрам надолго задумался.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Я согласен. Он не представился, просто дал денег и подробно объяснил, что и как нужно делать. И в долю обещал взять. В разговоре кореш назвал его то ли Хряк, то ли Табак, и еще он из Одессы. Случайно проговорился и базарит по-ихнему.

– Где ты с ним встречался?

– В ГУМе возле фонтана. Там полно народа и всем все безразлично.

– Ладно, поверим пока что.

…После подробного доклада Волошин предложил:

– Может быть, его к себе заберем на время? Пускай у нас посидит, подумает.

– Смысла нет. Он пешка – может быть, и многоразовая, но пешка. Все, что знал, сказал, – у него другого выхода не было. Надо этого Табака найти.

– Я слышал, что у тебя товарищ в Одессе есть, в угрозыске работает. Сам рассказывал. Не хочешь туда смотаться? Пока официальные каналы задействовать не стоит, разве что прижмет сильно, а может, и без них обойдемся. Мало ли как у них все завязано-перевязано.

Волошин вопросительно посмотрел на Комова – приказывать не стоит, пускай сам думает.

– Есть там у меня товарищ из одесских катакомб. – Комов усмехнулся. – И какой товарищ… Я его от смерти спас. А смотаться могу. Одесса-мама, пивная на Дерибасовской. Только командировочных выдели побольше – черт знает, как там дело пойдет.

– Выделю. С собой кого-нибудь берешь?

– Фомина. Пока что.

Кабак

Комов ехал в скором поезде Москва – Одесса и смотрел в окно рассеянным взглядом на проносящиеся мимо пейзажи. Одет он был в добротный серый костюм и розовую рубашку, а галстук положил в карман пиджака. На всякий случай. Эдакий чиновник средней руки или мелкий партийный функционер. У него имелась и форма, спрятанная в дорожной сумке. Вместе с ним в купе ехала семья: молодая парочка и годовалый ребенок, который вел себя, вопреки ожиданиям, совершенно спокойно, как будто его тут и не было. Комов вынул две бутылки пива и предложил соседям присоединиться. Парень согласился было, но, поймав осуждающий взгляд супруги, отрицательно замотал головой.

Лейтенант Фомин находился в соседнем купе в соответствии с заранее обговоренным сценарием. Он должен был стать как бы тенью Комова, неучтенным фактором, готовым вмешаться в случае непредвиденных обстоятельств. В отличие от командира, ему в попутчики попалась развеселая компания строителей. Фомин сразу же в нее влился. Они пили портвейн и играли в дурака на щелбаны. Не жизнь, а малиновый сироп.

Парочка обсуждала свои семейные проблемы, не обращая внимания на Комова, что его вполне устраивало. Прихлебывая пиво, он думал о перспективах. Со старшим оперуполномоченным одесского уголовного розыска Константином Кабаком Алексей познакомился случайно, если их встречу можно назвать знакомством. Кабак во время войны вовсе не работал в УГРО, а партизанил в одесских катакомбах, а Комов спас ему жизнь.

Одесса была занята немецко-румынскими вой-сками в октябре 1941 года после яростной 73-дневной обороны. Долго сдерживать врага удавалось во многом благодаря трем мощным оборонительным рубежам. И вот спустя почти три года эти же рубежи предстояло брать уже советским войскам. Продвижение армии затрудняли многочисленные залитые водой балки, овраги, лиманы. К тому же в те весенние дни стояла отвратительная погода, были грязь и бездорожье, буксовали даже тракторы и тягачи, артиллеристы тащили пушки на себе. Вражескую оборону прорвали, и начались городские бои.

«Винегрет какой-то, а не фронт», – подумал Комов, продвигаясь со своим отрядом по городу, регулярно натыкаясь на вражеские очаги сопротивления во вроде бы освобожденных районах. Ему поручили вытащить некоего ценного сотрудника из катакомб. Тот вышел на связь, примерное место его нахождения запеленговали где-то в районе Молдаванки, а дальше… А дальше все находилось в руках Комова с бойцами. Кем являлся этот ценный кадр по фамилии Шелестов, Алексей не знал и знать не хотел. Его надо было доставить живым в контрразведку во что бы то ни стало. Приказ якобы исходил от самого Малиновского.