Комов рассказал про свои успехи в борделе, но об особых отношениях с Лаурой умолчал, поскольку это к делу не относилось.

Фомин возрадовался.

– Получается, что мы задание выполнили – установили мерзавца.

– Так-то оно так… – Комов задумался. – Но не мешало бы потрясти его папашу. Получить дополнительные данные. Наверняка он с сыночком не потерял связь, хотя вряд ли сам в его делах участвует. И куда молодого дурака понесло… При таком папаше жил бы – не тужил. Ну вот. Если упрется, то спросить этого Евсюкова, куда делась его партийная совесть, если он покрывает террористов, по борделям ходит да еще с ними в доле. В уголовном кодексе родственные связи не являются смягчающим обстоятельством.

– Опасно, – с сомнением сказал Фомин. – Чревато непредсказуемыми последствиями. Если раскрутить дело, то он надолго сядет, поэтому может пойти ва-банк, во все тяжкие. И кто знает, кто еще из местного начальства с ним по темным делишкам повязан. В Москве толком порядок не навели, а здесь… Бардак процветает. – Он безнадежно махнул рукой. – Можем в Одессе-маме навечно остаться.

– Попробую, где наша не пропадала, – сказал Комов, приняв окончательное решение. – Ты у нас остаешься в тени. Если что, то Волошину позвонишь – как-нибудь выкрутимся.

На этом и порешили.

Комов, переодевшись в военную форму, отправился в Одесский горком партии. Он пересек площадь и, миновав мегалитические колонны, вошел внутрь здания. Его остановил охранник, но, увидев удостоверение московского ГУББ, лишних вопросов задавать не стал, а направил посетителя к референту, назвав номер кабинета, находившегося на втором этаже.

Очереди у кабинета не наблюдалось. Комов вошел в дверь, вынул из кармана удостоверение и представился. Мужчина лет тридцати в сером, хорошо отглаженном костюме и при галстуке понимающе кивнул и предложил присесть. Как раз под портретом Сталина.

– Какова цель вашего посещения горкома партии? – задал он естественный вопрос.

Комов молча вынул командировочное предписание, где в графе «цель командировки» было прописано: «Выяснение ряда обстоятельств по уголовным делам». Подобные мутные формулировки были в порядке вещей. Поэтому референт не стал выяснять, какие именно обстоятельства привели сотрудника московского ГУББ в Одессу и горком партии, а спросил:

– И что вы от нас хотите?

– Хочу поговорить со вторым секретарем горкома.

Комов убрал документы в карман и вопросительно уставился на чиновника, ожидая ответа.

– Пройдемте со мной.

Референт встал и жестом предложил капитану следовать за ним. В приемной он пошептался с секретаршей, та проскользнула в кабинет секретаря, а через пару минут вышла и сказала, глядя на Комова:

– Вы следующий.

Очередь протестующее зашепталась. Какой-то мужчина вскочил, желая что-то возразить, но секретарша, надменная девица, остановила его, выставив вперед ладонь, – мол, сядь и заткнись.

Алексей вошел в кабинет и представился:

– Капитан московского ГУББ Комов.

Он сел напротив секретаря и достал документы. Секретарь, полноватый мужчина средних лет в дорогих роговых очках, внимательно прочитал предложенные бумаги.

– Слушаю вас.

Комов, соорудив серьезную мину и поймав взгляд секретаря, понесся с места в карьер.

– Я не проситель по поводу расширения жилплощади для многодетных семей, поэтому давайте без политесов и обиняков. Вы знаете такого персонажа по кличке Табак?

Лицо у секретаря дернулось, глаза забегали.

– Не припомню. А почему вы обратились именно в горком партии, а не в соответствующее ведомство?

«Врать-то не умеет», – подумал Комов.

– Потому что, Василий Олегович, это ваш сын Евсюков Евгений Васильевич. Вы в курсе, чем он занимается в последнее время?

– Н-н-нет, – выдавил из себя секретарь.

«Опять врет».

Евсюков нервно застучал пальцами по столу.

– Он руководил группой, совершившей диверсию, взорвав склад с аммиачной селитрой на химзаводе в Подмосковье и ограбив сберкассу в Москве. Имеются доказательства и свидетели, – сказал Комов. – До этого с его подачи была совершена попытка взрыва боеприпасов в Одесском порту, но теракт предотвратила военная разведка. А ваш сынок сбежал в Москву и продолжил противоправные действия там. А вы, стало быть, не в курсе? Мы его поймаем, и он сдаст вас с потрохами, – у нас умеют языки развязывать. А это статья 58—8 [7] или даже 58—1а [8] . Поинтересуйтесь.

Комов повторил фразу, сказанную Фомину:

– В уголовном кодексе родственные связи не являются смягчающим обстоятельством. Я уж молчу про ваши похождения по борделям и получение от них прибыли.

Алексей предпринял лобовую атаку. У Евсюкова затряслись губы.

– Что вы от меня хотите?

– Помощь в задержании диверсанта. Это будет наверняка оценено: пламенный коммунист выдал органам своего сына-преступника во имя завещаний великого Ленина и задач, поставленных Иосифом Виссарионовичем Сталиным. – Комов внутренне хохотал. – Только не надо врать, что вы с ним никак не связаны. Как его найти в Москве?

– Я ему давно говорил, что он связался не с той компанией. Но он не слушал, взрослый уже, – залепетал Евсюков, прекрасно понимая, чем все может для него закончиться, если дойдет до верхов, – и не таких сажали и расстреливали. – Я знаю только его московский телефон.

Он продиктовал номер.

– Вот и ладно, – сказал Комов, решив завершить аудиенцию. – Если все пройдет нормально, то за ваше озорство с проститутками и левыми деньгами вам ничего не предъявят, по крайней мере от нас никаких движений не будет. Это не наше дело. Иначе…

Комов поднялся со стула и молча покинул кабинет.

Выйдя из здания горкома, он увидел болтавшегося неподалеку Фомина и кивнул.

Перейдя площадь, Комов углубился в одну из улиц. Неожиданно к нему подскочили три милиционера со стволами наперевес.

– Вы арестованы по подозрению в антисоветской деятельности. Сдайте оружие.

Комова обыскали, заковали в наручники и погрузили в черный воронок.

Фомин, наблюдавший эту картину, понял, что на данный момент ничем помочь не сможет. Надо было срочно звонить Волошину.

«На их беспредел ответим нашим беспределом».

Подготовка

Фомин с тоской смотрел на удаляющийся воронок, понимая, что ничего предпринять не сможет. Но пустить это дело на самотек никак нельзя. Работать по официальным каналам? Тут нужны прямые, а не косвенные улики, начнется бюрократическая возня, перетягивание каната… В конце концов, они чего-нибудь добьются, по крайней мере освобождения Комова. А доживет ли Леша до этого момента? Если уж они начали по беспределу… Нужна спецоперация. Волошин поймет. Фомин догадывался о содержании беседы с Евсюковым – это и послужило причиной ареста.

Михаил добрался до центрального телеграфа и дозвонился Волошину.

Телефонный разговор

Волошин: Слушает Волошин.

Фомин: Это Фомин. У нас проблемы. Комова арестовали.

Волошин: Подрался, что ли?

Фомин: Лишние вопросы задавал. А там целый преступный клубок в органах.

Волошин: Наслышан. Что от меня нужно?

Фомин: Четырех бойцов из наших. Лучше с гражданскими документами.

Волошин: Смотрите не наследите.

Фомин: Без разницы. Они за пределы Одессы не высунутся, потому что по уши в дерьме. Надо только вовремя смыться.

Волошин: Встречай их завтра со скорого поезда Москва – Одесса. Доложишь о результатах операции.

Фомин сел на скамейку в ближайшем дворе и задумался.

«Волошин все понял, раз лишних вопросов не задавал. Надо подготовиться: жилье, транспорт и пути отхода. Да и куда его закрыли?! Черт! Вот задачка. Как узнать? Узнать, узнать… У Кабака. Он наверняка сможет выяснить. А если сдаст? Вряд ли – не похож на стукача, иначе бы давно сдал».

Мысли метались в его голове, как злобные псы, ищущие выход из тупика. Он просидел еще с полчаса, потом встал и быстрым шагом направился к автобусной остановке.