Волошин оказался прав.

Выбравшись за пределы ограждения, капитан повел мотоцикл вверх по склону по направлению к дороге.

Когда Комов вошел в кабинет, Волошин сидел в задумчивости, поигрывая пером. Потом, макнув его в чернильницу, подписал какую-то бумагу, промокнул чернила, сунул бумагу в папку, перо в чернильницу и воззрился на стоящего столбом капитана.

– Ну что стоишь как не родной? Садись, рассказывай.

Комов присел на банкетку, стоящую сбоку от стола. Откуда взялась эта нестандартная мебель, он понятия не имел. Капитан доложил о ситуации на химзаводе. Волошин внимательно слушал, иногда задавая интересующие его вопросы. Потом заключил:

– Стало быть, диверсия. – Он прищелкнул пальцами и одновременно причмокнул.

– Однозначно, – согласился Комов. – И работали профессионалы, по крайней мере один. Взорвать аммиачную селитру не так-то просто. Местный пояснил ситуацию.

– Вот только кто поджог… В нынешнем послевоенном бардаке активизировалось антисоветское подполье. Там в основном орудуют дезертиры, но и обычные банды на подхвате. СМЕРШ создан для войны, а война закончилась. Зато зашевелились иностранные разведки, привлекая тех же дезертиров и вербуя бандитов. Поэтому деньги из ограбленных банков и сберкасс часто идут не налетчикам, хотя они тоже в доле, а на проведение диверсий. На химзаводе очевидный случай. Что на складе с селитрой могут бандюки украсть? Поэтому на зарплате сидят бог знает у какого заказчика.

Майор криво усмехнулся.

– Надо установить личность трупа. Молодой, говоришь? Значит, начали привлекать молодежь в качестве прикрытия и отвлечения внимания, пока старшие делом занимается. А то и самих в самое пекло пихают.

Волошин достал папиросу и закурил. Комову не предложил, зная, что капитан некурящий.

– Пускай пока УГРО химзавод проверяет, накопает что-либо – нам передаст вместе с делом. А ты пока займешься сберкассой – в Хамовниках сберкассу ограбили. Там тоже все не так просто – профессионально сработали, как и ранее с инкассаторами. С этими инкассаторами целый спектакль разыграли: изобразили ремонт дороги, технику подогнали, указали объезд, а там машина попала в замаскированную яму. Четыре трупа. Ладно, возьми своих и разберись со сберкассой. Больно у них там ловко все получилось.

Комов знал, что майор Волошин анализирует и прогнозирует события с большой степенью точности, и в этом вопросе ему полностью доверял. А познакомились они совершенно случайно. В Берлине девятого мая.

Берлин

Танки стояли в шахматном порядке на тротуарах полуразрушенной берлинской улицы. Экипажи выбрались наружу и занимались кто чем: обсуждали текущие проблемы, сидя на броне и снарядных ящиках, без аппетита поглощали сухпаек, а некоторые лазили по окрестным руинам в поисках трофеев. На тротуаре, на брезентовой подстилке, привалившись спиной к стене, сидел радист в наушниках. Из вещмешка торчала антенна от рации, заброшенная в разбитое окно второго этажа. Судя по его выражению лица и периодическому прищелкиванию пальцами, передавали нечто интересное. Вроде бы все тихо-спокойно и даже непринужденно – так это выглядело на первый взгляд. Но только на первый. В поведении бойцов чувствовалась какая-то напряженность, недосказанность, ожидание неминуемых событий.

«Берлин взяли, а дальше что?»

К командиру разведроты Алексею Комову подскочил старшина Жигов с рулоном из холстины.

– Товарищ капитан, вот картина какая-то, в руинах нашел. Странная картина. Я живописью не увлекаюсь – может быть, вам сгодится.

Комов развернул холст.

«Чудища какие-то, – подумал он, посмотрел на автограф в углу картины. – Эрнст, не знаю такого, но любопытно. Может, и сгодится».

– Положи в мой вещмешок.

Комов вернул картину бойцу.

Неожиданно радист вскочил, сорвал с себя наушники и заорал благим матом.

– Победа! Капитуляцию подписали!

Никому и ничего объяснять не требовалось – все дружно закричали, размахивая руками. На площади, находящейся по соседству, раздался рев толпы, сопровождаемый стрельбой. Комов затряс кулаками и прослезился. Он воевал с осени 1942-го, и вот оно, свершилось. К нему вновь подбежал Жигов.

– Товарищ капитан, айда на площадь. Там концерт будут давать, сцену соорудили. Наши все собрались. Говорят, артистов привезли.

На последний разведпоиск Комов взял отделение. Остальные отдыхали в полевом лагере.

– На своем броневичке мы туда не прорвемся. Улица забита техникой. А пешком… – он задумался.

– Зачем пешком, – возразил Жигов. – На танке. Я договорился с танкистом.

– А танк что, по воздуху полетит? – Комов криво усмехнулся.

– Танкист сказал, что проедет, мол, знаю хитрую дорогу. А как насчет ста граммов для настроения?

– Положительно. Наливай.

Комов находился в подвешенном состоянии, его психика еще не перестроилась на мирное время. Как это не воевать? А что же тогда делать?

Жигов откуда-то притащил бутылку водки. Выпили, забрались на танк и поехали. И действительно проехали. С солдатами на броне танк свернул в ближайший проулок, свернул еще раз налево и, продавив кованую ограду, выехал на площадь, запруженную солдатами, включая англичан и американцев. Кто-то подъехал на грузовике со шнапсом в ящиках, который сразу же разошелся по рукам. Веселье зашкаливало.

К деревянному помосту подогнали задом тентованный грузовик, где находились артисты в ожидании своей очереди выступать. Рядом с импровизированной сценой угнездился маленький духовой оркестр. На сцене водили хоровод девушки в русских национальных нарядах.

Рядом с собой Комов обнаружил капитана в парадном мундире, что диссонировало с окружающим пейзажем. Комова это развеселило. Он тронул офицера за погон и широко улыбнулся.

– На парад собрался?

– Я из комендатуры, капитан Волошин Валерий, – спокойно отреагировал тот на подначку и улыбнулся в ответ.

Комов не понял, при чем тут парадный мундир, но вопросов задавать не стал.

– Капитан Комов Алексей из разведки. С победой!

– С победой.

Они пожали друг другу руки.

Когда концерт с артистами всех жанров закончился, духовой оркестр продолжил играть. На помосте начались танцы. Комов, выцепив из толпы стройную девицу с медицинскими эмблемами и в укороченной юбке, пригласил ее на танец. Девушка, выразив некоторое смущение, согласилась. Они танцевали с закрытыми глазами, прильнув друг к другу. Неожиданно Алексей почувствовал, что партнерша расслабилась и как-то осела. Он отстранил ее от себя и обнаружил у нее на спине окровавленную дырку от пули. Комов взял девушку на руки и отнес в грузовик. Никто ничего не понял, оркестр не прекращал играть, танцы продолжались.

– Медики есть? – спросил он артистов, сидящих в фургоне, и, не дождавшись ответа, выскочил наружу и тут же наткнулся на Волошина.

– Еще одного срезали, – спокойно сказал тот как про нечто обыденное. – Твою подругу, как я понял, тоже. Вон оттуда стреляли. – Он указал на здание у края площади. – Второй этаж, третье окно слева. Я как раз в ту сторону смотрел. Снайпер там засел.

Комов сразу все понял – не привыкать.

– Жигов, ко мне! – крикнул он стоящему неподалеку сержанту. Тот подбежал. – Снайпера надо снять.

– Понял. Кого еще привлечь?

– Сами разберемся.

– Я с вами, – сказал Волошин. – Пистолет при мне. Я раньше в УГРО работал, в МУРе.

– Годится, – кивнул Комов.

Группа перешла на край площади, а потом двинулась вдоль стен домов в направлении указанного Волошиным места.

«Хорошо устроился снайперишка – за оркестром не слышны звуки выстрелов, – подумал Комов. – Но надо спешить, а то сбежит ненароком».

Комов предложил Волошину фиксировать фасад, чтобы из окон не прыгали.

Это был не жилой дом, а какое-то учреждение. Они поднялись на второй этаж. В обе стороны тянулись коридоры, утыканные дверями кабинетов. Комов быстро вычислил нужную дверь. «Где-то здесь».

Дверь была приоткрыта, из кабинета послышались голоса.